Седьмой крестовый поход: кратко

Седьмой крестовый поход — военный поход на Восток, проведённый французским королём Людовиком IX в 1248—1254 годах.

В начале XIII века английский король Иоанн был вовлечен в непрекращающиеся распри со своими баронами. Это давало его недругу, французскому королю Людовику IX, прекрасную возможность осуществить свою заветную мечту — крестовый поход на Восток.
Он возглавил два таких похода — по официальной нумерологии — Седьмой и Восьмой крестовые походы.
Известный своим благочестием, он вошел в историю под именем Людовика IX Святого.
Франция заняла лидирующее положение в Европе, но Людовик Святой воспользовался им лишь для того, чтобы осуществить за пределами своего королевства тот идеал справедливости и высшего порядка, которым он неизменно руководствовался во внутренней политике. Его отношения к иностранным державам были подчинены прежде всего великому делу крестового похода, затем желанию поддержать мир у всех своих соседей, — желанию, которое нечасто встречается среди государственных людей.
И здесь христианин господствовал над королем и предписывал ему его образ действий.⁸

Седьмой крестовый поход был весьма скромным: войско его было небольшим и состояло почти исключительно из французов. Кроме Людовика IX крест приняли его три брата, графы Артуа, Пуатье и герцог Анжуйский, их жены, равно как и королева Маргарита, поклялись сопровождать супругов. Этому примеру последовала большая часть знати, в том числе герцог Бретанский, графы Суассонский, Блуасский, Вандомский, Монфорский, историограф короля, верный Жуанвиль и многие другие.¹⁰

В XIV веке французское правительство подсчитало, что с 1248 года и до его возвращения во Францию в 1254 году Людовик потратил 1 537 570 ливров. Сюда входят деньги, выплаченные за провиант и одежду для короля и его двора, плата рыцарям, лучникам, пехотинцам, покупка лошадей, мулов и верблюдов, наем и оснащение кораблей, подарки и займы крестоносцам, выкуп, уплаченный за короля, когда в апреле 1250 года он попал в плен к мусульманам, работы по укреплению крепостей в Святой Земле и т. д. и т. п.
Эта сумма в шесть раз превышает королевский годовой доход в 250 000 ливров, но считать ее полной нельзя, так как известно, что Людовик субсидировал через договоры, подарки и займы около 25 % последовавших за ним крестоносцев, например, графу Жану Маконскому, купив у того графство за 10 000 ливров.
Сюда также не входят деньги, потраченные на такие мероприятия, как строительство новой королевской гавани в Эг-Морте (на южном побережье Франции, в Лионском заливе Средиземного моря) для отправки французского крестоносного флота или расходы по установлению мира и стабилизации ситуации во Франции перед отправлением в крестовый поход.
270 000 ливров было собрано Людовиком в качестве налога со своих вассалов, а французская церковь собрала для этого похода еще около 1 000 000 ливров, что дало возможность Людовику IX первые четыре года своего похода не нуждаться в дополнительных средствах.
Вероятно, общая сумма составляла что-то около 3 000 000 ливров, то есть в 12 раз больше годового дохода короля. При этом надо помнить о личных расходах участвовавших в походе крупных феодалов (таких как Альфонс Пуатевинский или Карл Анжуйский) и рыцарей (таких как Жан де Жуанвиль) и их вассалов.
Так что общая стоимость крестового похода Людовика IX была гораздо выше, чем суммы, потраченные самим королем. В свете всего этого неудивительно, что финансовые вопросы постоянно волновали крестоносцев всех сословий.
Более того, самоокупаемыми крестовые походы не назовешь: хотя количество добычи и трофеев могло быть огромным, его стоимость очень редко компенсировала расходы и потери…⁹
План Людовика состоял в том, чтобы не вторгаться в Палестину. Этот план был результатом накопленного крестоносцами военного опыта: захват Палестины походил на захват хвоста льва, у которого оставались свободными когти и клыки, готовые к нападению.
Мудрый полководец должен был отсечь льву голову, то есть центр исламского мира, а хвост тогда, как полагали, отвалится сам. Этим центром тогда был Египет, и именно к Египту Людовик IX вел свою армию.⁵
В частности, Людовик изучал историю Пятого крестового похода, когда в 1218 году крестоносцы напали на Египет и осадили Дамьетту, город в восточной части устья Нила. Осада длилась восемнадцать месяцев, и город был взят.
Египетский султан тогда предложил обменять все мусульманские завоевания в Святой земле, включая Иерусалим, на все завоевания крестоносцев в Египте. К сожалению, успех разжег энтузиазм папского легата, и он отказался от предложения султана, приказывая воинам Христовым завоевать весь Египет, даже при том, что на Ниле началось половодье и было почти невозможно продвинуться дальше.
Естественно, крестоносцы потерпели сокрушительное поражение…

Людовик рассуждал, что Дамиетта была столь же важна для египетского султана теперь, как тогда и взяв город, он мог бы обменять его на Иерусалим.
Поэтому основной удар вновь предполагалось направить против Египта и вначале предстояло взять штурмом Дамьетту.
Два года спустя после принятия Креста Людовик созвал в Париже новый парламент, который утвердил отъезд рыцарей креста на июнь 1248 года. Папа послал свое благословение французскому монарху и его воинству, одновременно угрожая карой тем, кто, дав обет, отложит свое отбытие в Святую землю.
В праздник Иоанна Крестителя Людовик вместе со своими братьями отправился в аббатство Сен-Дени и принял из рук папского легата посох и котомку пилигрима, а также хоругвь-орифламму, которая уже дважды сопровождала на Святую землю его предшественников.¹⁰
В конце лета 1248 г. французская эскадра вышла в море из Эг-Морта и 22 сентября прибыла в Лимассол (Кипр). Людовик несколько месяцев провел на Кипре, поджидая братьев и собирая провиант.
Райские климат и продолжительная праздность развратили крестоносцев и не замедлили сказаться на ослаблении дисциплины, а невоздержанность привела к болезням. Многие начали роптать и раскаиваться в понесенных затратах, и только щедрые королевские подарки кое-как ослабляли напряженность.¹⁰
Вместе с тем Людовик Святой, имевший репутацию справедливого судьи, и здесь занимался третейским разбирательством, улаживая, в частности, бесконечные раздоры между тамплиерами и иоаннитами.
Сюда же, на Кипр, к нему начали приходить посольства из ближних и дальних мест: христиане из Константинополя, Армении и Сирии являлись с подарками и просьбами.
От «великого царя татар» прибыли послы предлагать союз в борьбе против Египта, который обещал совершенно неожиданные и очень выгодные комбинации для европейской политики на Востоке.
Чтобы заинтересовать татар принятием христианства, Людовик послал к «великому царю татар» монахов-проповедников с даром — палаткой-часовней, на полотнищах которой было изображено Благовещение и другие положения христианской веры.⁷
Было решено начать с нападения на Египет. Людовик, верный средневековым обычаям, отправил письмо султану, предлагая подчиниться и угрожая в противном случае беспощадной войной.
«Тебе известно, что я глава христианского сообщества. Я признаю, что ты глава мусульман. <…> Если я овладею твоей страной, для меня это будет дар свыше. Если же ты отстоишь ее в бою, то сможешь властвовать надо мной.
Я сообщаю тебе об этом и предостерегаю тебя от моих войск, которые наводнили горы и равнины, их также много, как и камней на земле, они направлены против тебя, как меч судьбы.» (Из письма Людовика IX султану Египта.)⁶
Султан Мелик-Негмеддин, сын покойного Мелик-Камеля, естественно, ответил в том же тоне…
В начале июня 1249 г. крестоносцы вышли с Кипра и вскоре достигли берегов Нила.
Едва их заметили с башен города, как весь берег покрылся мусульманскими воинами. На флагманском судне состоялся совет, и большая часть баронов предложила воздержаться от немедленной высадки, сначала дождавшись отставших кораблей, но Людовик и слышать об этом не хотел.
Все войско перешло с кораблей в лодки. Людовик с двумя своими братьями был впереди.
Приблизившись к берегу, армия бросилась в море с традиционным королевским кличем: «Монжуа Сен-Дени!» и завязалась битва.
Конница мусульман несколько раз налетала на ряды крестоносцев, но безуспешно. Бой продолжался весь день.
Понеся большие потери, мусульмане отступили к Дамьетте, оставив во власти христиан морское побережье и северный берег Нила. В радости провели крестоносцы эту ночь в своих палатках, а на следующее утро их передовой отряд, никого не встретив на своем пути, подошел к городу.
Каково же было изумление рыцарей Христа, когда они обнаружили, что враг покинул Дамьетту! Армия крестоносцев с пением гимнов вступила в город; был совершен благодарственный молебен в большой мечети, вторично превращенной в церковь Божьей Матери.¹⁰

Слух о падении Дамьетты взбудоражил весь Египет. Султан приказал обезглавить множество своих воинов, без боя покинувших город, но отступление мусульман продолжалось – их обуял какой-то суеверный страх перед многочисленным, закованным в железо войском. В результате рыцари Людовика Святого в течение нескольких недель не видели врага.
Многие бароны предлагали королю на волне этой паники немедленно идти на столицу Египта. Король же, верный своему рыцарскому слову, решил дождаться брата, графа Пуатье, армия которого сильно запаздывала. Эта задержка оказалась роковой…
Как и раньше, на Кипре, князья и бароны быстро забыли воинские доблести. Поскольку им были обещаны все богатства Египта, они без раздумья истратили на пиры и азартные игры все средства со своих заложенных поместий. Страсть к игре овладела и вождями, и простыми рыцарями, и дело иной раз доходило до проигрыша шлема и меча.
«Под сенью знамен, – говорит Жуанвиль, – войско Креста предалось позорному распутству». Грабили купцов, доставлявших продовольствие войску, в лагере происходили непрерывные ссоры, власть короля не признавалась, и даже братья не желали его слушать.
Об охране лагеря, расположенного на равнине, почти не заботились, и аравийские бедуины, доходя до самых палаток, нападали на спящую стражу и, обезглавив часовых, головы их отправляли султану.
Султан же, удалившись в Мансур, собирал войско. Из всех провинций Египта к нему спешили подкрепления. Присутствие пленных, которых водили по городам, вид голов, выставленных на стенах Каира и, главное, долгое бездействие крестоносцев, которое приписывали страху, постепенно рассеяли тревогу мусульман, и весь египетский народ готов был подняться по зову своего повелителя.¹⁰
Между тем крестоносцы все еще поджидали графа Пуатье, который шел с многочисленным войском, набранным в южных провинциях Франции. Сразу после его прибытия был созван совет, на котором решалось, то ли идти на Александрию, то ли прямо на Каир.
Взятие Александрии представляло меньше трудностей и сулило больше выгод, но граф Роберт Артуа, воин пылкий и увлекающийся, горячо защищал план нападения на Каир. «Если хочешь убить змею, – говорил он, – раздави ей голову».
Это мнение победило, и воинство Христово, состоявшее из шестидесяти тысяч бойцов, в том числе двадцати тысяч конных, двинулась в путь; ее сопровождал флот, везший по Нилу продовольствие, кладь и военные машины.
Выйдя из лагеря 7 декабря, через двенадцать дней крестоносцы прибыли к Ашмонскому каналу и остановились на том самом месте, где некогда стояла армия Иоанна Бриеннского. Поскольку берег был очень крутым, а канал – глубоким, крестоносцы простояли несколько недель, не зная, как наладить переправу.
Враги использовали это время, ежедневно совершая набеги на лагерь христиан, осыпая их стрелами и жаря «греческим огнем».
Только в конце февраля 1250 г. с помощью перебежчика-аравитянина был обнаружен брод. Переправа оказалась трудной и заняла много времени.
Успевшие переправиться первыми не желали ждать остальных; нетерпеливый граф Артуа бросился в лагерь сарацин, и воины его предались безудержному грабежу.
Неприятель, сначала бежавший, вскоре заметил, что перед ним лишь небольшая часть крестоносцев. Это воодушевило мусульман, они повернули обратно, и на Манзурахской равнине завязалась жестокая битва, в которой погибли граф Артуа, магистр тамплиеров и множество французских рыцарей.
Только переправа главных сил крестоносцев во главе с королем изменила чаши весов: бой, продолжавшийся до самого вечера, закончился победой французов; но потери, понесенные ими, были огромны. Главное же, мусульманам удалось перекрыть дорогу на Каир…¹⁰
На следующий день лагерь крестоносцев был окружен бесчисленными силами мусульман и битва возобновилась с прежней яростью. Людовик появлялся всюду, где было опасно; «греческий огонь» опалил ему одежду и сбрую его коня, сам он едва держался в седле от усталости, но ничто не могло его остановить.
И снова победа осталась за французами – но это была, как и накануне, только моральная победа, поскольку все преимущества остались за врагом, и воинству креста теперь приходилось думать не о египетской столице, а о том, как выбираться из-под Манcура.
Мусульмане тем временем перегруппировались и контратаковали ослабленные силы крестоносцев.
Запасы продовольствия у рыцарей Христа иссякли, начались голод и повальные болезни, а палящее египетское солнце причиняло невыносимые страдания.²
Отчаяние постепенно овладевало и командирами, и солдатами; теперь они все только и думали, что о скорейшем заключении мира.
Вскорости начались переговоры с новым султаном, Альмодамом. Было предложено возвратить мусульманам Дамьетту, а взамен крестоносцы требовали беспрепятственного прохода и уступки Иерусалима. Альмодам согласился на эти условия, но потребовал, чтобы в качестве гарантии был выдан заложником сам Людовик Святой.
Король был согласен на все, но бароны и рыцари заявили, что охотнее примут смерть, чем отдадут в залог своего монарха. Переговоры были прерваны…¹⁰
Людовик вынужден был отступить: посадив на корабли женщин, детей и больных, остальная армия решила пробиваться посуху. Королю предложили сесть на корабль легата, но Людовик, больной и измученный, категорически отказался, решив разделить участь своего воинства креста.
Ночью, думая, что темнота ослабит бдительность неприятеля, соблюдая все предосторожности, пустились в путь, но это не удалось…
Отступление вскоре превратилось в беспорядочное бегство, беглецов травили, словно зайцев, и когда рассвело, уже почти все крестоносцы либо оказались в руках сарацин, либо погибли от их мечей.
Тем, кто спускался по Нилу, пришлось не лучше: сарацины стерегли их вдоль реки и всех или потопили, или убили, или забрали в плен; одному лишь кораблю легата удалось достичь Дамиетты.
Король и маленький арьергард, который он возглавлял, к изумлению мусульман, все еще сопротивлялись; но наконец и этот крошечный островок французов исчез во вражеской пучине: Людовик, его братья и все, кто сражался бок о бок с ними, были заключены в оковы, а орифламма и другие знамена стали победными трофеями мусульман.¹⁰
Пленники были отведены в Манcур и размещены в разных домах; простых же рыцарей заключили в обнесенный кирпичными стенами двор, вместивший до десяти тысяч человек.
Людовик переносил плен с истинно христианским смирением; из всех своих богатств он спас только книгу псалмов и теперь почерпывал в ней свою философию и душевную стойкость.
Ему предложили свободу с условием возвращения Дамьетты и всех других городов, находившихся под властью христиан.
Христианские города Палестины мне не принадлежат, – ответил король. – Что же касается Дамьетты, то сам Бог предал ее в руки христиан, и я не могу располагать ею».¹⁰

Ему стали грозить страшной казнью, но он и тут остался непоколебим. Султан попытался добиться от баронов того, в чем отказал их повелитель; но те, кто еще недавно едва признавали власть Людовика, теперь словно бы жили его мыслью и его волей – все они пренебрегли увещеваниями и угрозами сарацинов.
Что же касается рядовых пленников, скученных на тесном пространстве одного двора и не надеявшихся на выкуп, то от них не требовали уступки городов, но заставляли отступиться от своей веры; каждую ночь их выводили по двести — триста человек на берег Нила, и те, кто проявлял упорство, погибали под ударами мечей, а трупы их уносила река…
Ничто так не угнетало короля, как эти страдания его воинов; поэтому он предложил уплатить выкуп за всех бедняков и получить собственную свободу после всех остальных; подобно тому как он оставался последним на поле боя, он пожелал последним выйти из плена у врагов.
Проходили месяцы. Уже Нил, оросив поля, вернулся в свое русло, а король французский со своим войском все еще пребывал в плену. Наконец султан Альмодам заговорил о мире.
Теперь у Людовика требовали четыреста тысяч солидов и возвращения Дамьетты. «Я готов отдать город за мое освобождение, а четыреста тысяч солидов за освобождение всех пленников», – ответил монарх. На этом и порешили.

На четырех больших галерах, которые должны были спуститься по Нилу, разместились бароны и рыцари. Султан выехал еще до них и поджидал пленников в Серензаке, в деревянном дворце, специально выстроенном, чтобы отпраздновать заключение мира. Сюда прибыли эмиры из Сирии, чтобы поздравить султана с победой, халиф Багдада также прислал своих послов; все мусульмане благословляли его как спасителя ислама.
Молодой султан упивался всеобщими восхвалениями и грубой лестью, не подозревая, что зависть подготовила против него заговор и что часы его сочтены. Во время пира, устроенного в честь вождей, несколько мамелюков вдруг бросились на султана с обнаженными мечами. Альмодам пытался бежать, но его настигли близ Нила, и здесь, на виду у галер с французскими пленниками, его пронзил меч убийцы.
Вслед за тем множество мамелюков, вооруженных мечами, повскакивали на галеры, где находились король и знать, и стали грозить им немедленной смертью.
К счастью, пока это были только угрозы…
Жизнь короля и его свиты была в опасности с момента пленения их мамелюками. Шампанский сенешаль Жуанвиль, сопровождавший короля в походе, вспоминал позднее: «Их было тридцать в нашей галере, с обнаженными мечами и датскими топорами. Я спросил Балдвина Ибленского, который понимал по-сарацински, что они говорят. И он сказал, что они собираются отрезать нам головы…
Вокруг теснились люди, спешившие исповедаться у брата-тринитария…
Но я не мог вспомнить ни одного греха…»⁷
Несколько дней положение оставалось неопределенным, затем победители перезаключили договор с королем на условиях немедленной сдачи Дамьетты и предварительной уплаты части выкупа. Но даже и после этого жизнь пленников продолжала висеть на волоске.
Подбадриваемые выкриками толпы, многие мамелюки считали, что всех франков следует перебить, и только жадность к деньгам отвела этот страшный замысел.
Галеры были проведены к Дамьетте, отданной мусульманам, Людовик уплатил сумму, обещанную по договору, получил свободу и 14 мая со своим семейством и немногими рыцарями высадился у Птолемаиды (Палестина).
Первой заботой Людовика по прибытии в Птолемаиду была судьба его товарищей по плену, оставшихся в Египте. Он немедленно отправил в Каир причитавшийся долг, но взамен получил только четыреста пленников. Одновременно прибыло послание из Франции от королевы-матери; Бланка умоляла короля немедленно вернуться на родину, в то время как палестинские христиане умоляли его остаться с ними.
Раздираемый противоположными чувствами, король, вопреки требованиям баронов, все же решил, что его долг – остаться на Востоке до полного освобождения французов, томившихся в плену у мамелюков. Это решение огорчило многих соратников короля, не желавших долее терпеть затянувшуюся одиссею; они, в том числе оба брата Людовика, покинули Птолемаиду и вернулись во Францию.
Король поручил им отвезти письмо к соотечественникам, повествующее о победах и несчастьях крестоносцев, призывая оказать помощь Святой земле. Письмо это, впрочем, не имело успеха…¹⁰

Единственно, что в какой-то мере помогало Людовику, – это раздоры среди самих мусульман. Султаны Дамаска и Алеппо предложили ему союз против Египта для наказания мамелюков. Король ответил, что не может этого сделать, поскольку связан с Египтом договором.
В свою очередь, он отправил посольство к мамелюкам, требуя выполнения условий договора и угрожая в противном случае войной. В ответ еще двести рыцарей были выпущены на свободу.
Все мусульманские властители в своих распрях искали союза с французским монархом, и если бы у него была армия, он мог бы еще многое исправить; но Восток предоставлял ему лишь горстку воинов, а Запад не собирался приходить на помощь…
Поскольку крестоносцы войн более не вели, возобновились паломничества. Отбросив оружие, взяв в руки котомку и посох пилигрима, бароны и рыцари отправлялись на поклонение местам, связанным с жизнью Иисуса.
Сам Людовик посетил гору Фавор, Кану Галилейскую, Назарет; но в Иерусалим он не пошел, будучи убежден, что только победа может открыть ему ворота Священного города.
Он не прекращал переговоров с мамелюками и заключил с ними новый договор, согласно которому Иерусалим и многие города в Святой земле должны были перейти к христианам, а за это французы обязались помочь Египту отвоевать Сирию. Обе армии договорились встретиться в Газе; но египтяне не явились.
Прождав их несколько месяцев, Людовик узнал, что султан Дамасский и султан Каирский помирились и заключили союз против христиан.
Таким образом, все договоры с Египтом были нарушены. Пришлось сосредоточить внимание на укреплении городов – Яффы, Кесарии, Птолемаиды и Сидона, которым теперь угрожали с двух сторон.¹⁰
В 1252 г. во Франции умирает Бланка — мать короля Людовика IX. Когда новости о смерти матери достигли Людовика, король понял, что ему пора возвращаться.
В 1254 году он вернулся во Францию…

Тот факт, что Седьмой Крестовый поход закончился так позорно, хотя сам он был олицетворением благочестия, усугубил дискредитацию всего крестоносного движения.
Сам Людовик IX чувствовал себя опозоренным. Проиграв сарацинам, он не хотел вести войн с христианами и принял волевое решение заключить окончательный мир с Англией и закончить вялотекущую войну, которая продолжалась со времен Вильгельма Завоевателя.⁵
Несмотря на то, что Крестовый поход Людовика Святого был тщательно подготовлен как в военном отношении, так и идеологически, отличался множеством смелых и даже героических акций, некоторые современники Людовика IX считали ошибочными сами цели этого предприятия. Они с враждебностью относились к походу, который направлен на покорение стран с иной верой, даже если речь идет о распространении там христианства:
«Мы считаем, что Бог был оскорблен, так как христиане должны были плыть за море только для того, чтобы вернуть себе наследие Христа».
Казалось, что политика короля Франции была больше ориентирована на завоевание Египта, чем на обеспечение условий, которые помогут возвращению Святой земли. Впрочем, возможно, Людовик рассматривал это завоевание прежде всего как средство, которое обеспечивало обращение египтян в христианство…⁶